Есть такая поговорка: хорошо там, где нас нет. Многим людям кажется, что в другой стране им будет лучше и люди там живут совсем иначе. И воздух слаще и трава зеленее. Вот так и в Советском Союзе были граждане, которые поддались пропаганде и всеми силами пытались нелегально пробраться на Запад.

Одних перебежчиков принимали тепло, других не очень. Больше всего ценились советские боевые пилоты, которые предавали Родину и угоняли свои боевые самолеты. Для таких людей врата Запада были открыты всегда.

Западные страны активно пропагандировали демократию, свободу слова и свободу выбора. Несмотря на это далеко не все советские пилоты были радушно приняты капиталистическими странами. Пилоты, которые угоняли гражданские самолеты воспринимались очень плохо. Чаще всего таких людей депортировали обратно в СССР, где их ждало расследование и тюрьма.

Совсем другое дело боевые самолеты. В Советском Союзе выпускали одни из лучших самолетов во всем мире. Боевые истребители обладали впечатляющими характеристиками, и за новыми моделями самолетов всегда велась настоящая охота. Если пилот изменял Родине и угонял свою боевую машину на Запад, его ждали большие премии и почет. Особенно ценились новейшие самолеты Су и МиГ.

К счастью, среди советских боевых летчиков предатели встречались достаточно редко. В основном угоном самолетов из стран социалистического лагеря занимались представители Восточной Европы. Венгры на самолетах МиГ-15 и МиГ-21 сбегали в Италию, поляки на самолетах МиГ-15 улетали в Швецию. Также встречались попытки удрать заграницу пилотов ГДР и Румынии.

Самое интересное, что угоны боевых самолетов происходят и после развала Советского Союза. Один из таких случаев произошел в январе 2013 года. Сирийский пилот вылетел из Сирии на самолете МиГ-23 и приземлился в Турции. Турция была очень заинтересована в установленной на самолете системе свой-чужой.

Судьба предателей

Чаще всего после угона самолета советские пилоты получали на Западе политическое убежище. Секретные службы оказывали всяческую поддержку в трудоустройстве таким людям и о дальнейшей судьбе перебежчиков практические ничего неизвестно. Все покрыто тайной.

Но многих пилотов-предателей постигло заслуженное наказание: тюрьма или расстрел. О некоторых неудачных судьбах мы расскажем ниже.

1. В октябре 1948 года Петр Пирогов и Анатолий Барсов угнали бомбардировщик Ту-2 в Австрию. Через год Барсов вернулся в СССР, так как ему гарантировали амнистию. После прибытия в Советский Союз его арестовали и через полгода расстреляли.

2. В марте 1949 года подполковник Щиров предпринял попытку угнать самолет У-2 в одну из приграничных азиатских стран. По неизвестной причине угон не удался, и он вернулся обратно в СССР. 7 апреля 1949 года попытался в пешем виде пересечь границу и сбежать в Турцию. Был пойман нарядом погранвойск, без суда приговорен к 25 годам колонии.

3. В сентябре 1949 года майор Косса попытался угнать в Турцию истребитель-бомбардировщик Як-9Т. Топлива не хватило, и он совершил посадку на территории Румынской Народной Республики. Выдан румынскими властями советской стороне. Осужден за измену Родине и расстрелян 20 апреля 1950 года.

4. В 1971 году пилот боевого истребителя Пещаный собирался угнать свой самолет заграницу. Он рассказал о своем плане товарищу, товарищ донес в особый отдел. Пещаного засудили на 10 лет колонии строгого режима.

5. В сентябре 1976 года лейтенант Зосимов угнал самолет Ан-2 в Иран. Во избежание ухудшения отношений между СССР и Ираном власти Ирана передали пилота и самолет советским властям. Пилота приговорили к 10 годам лишения свободы.

Кажется, кто-то из новоявленных мудрецов сказал одну интересную вещь: наша жизнь похожа на обычный супермаркет – ходи, где хочешь, делай, что хочешь, бери, что хочешь, НО на выходе касса и обязательно придется заплатить. И тут, как говориться, без оплаты не уйдешь.

Такое в жизни случается сплошь и рядом. Обычно, приходит осознание того, что неприятности, которые с нами происходят периодически, случаются не просто так, а как бы в наказание или оплату за содеянные нами же промахи.

Одним из таких «промахов» бесспорно является измена любимому человеку. Ведь прелюбодеяние и блуд вообще попадают в категорию десяти заповедей и относятся к наиболее тяжким грехам. И наказание за измену будет соответствующее. Мы сейчас говорим о тонкой невидимой материи, которую можно назвать как угодно, в разных философских и религиозных учениях определения будут очень разными.

Кто–то назовет это кармой, кто-то «законом бумеранга», кто-то проклятием или «порчей», тут кто во что горазд. Мы же, как люди православные, назовем эту материю — духовными законами, которые невидимы как для невооруженного, так и для вооруженного глаза, однако всегда срабатывали четко и безотказно.

Итак, духовные законы, существуют и проявляются очень по- разному относительно каждого из нас, причем, совершенно не важно верующий ли ты человек и какого ты вероисповедания или вообще атеист. Как говорится, воздастся каждому по заслугам. И так как мы очень разные с различной степенью «заслуг» перед собственной совестью, то и наказание или «воспитательный процесс» над каждым из нас будет соответственно индивидуальным.

Говоря проще, применительно к измене, то кто-то раскается, признается и больше на такое не пойдет (отделается малой кровью), а кого-то придется останавливать от непрерывного блуда при помощи чего-нибудь феерического, например, неприличной болезни или вообще полной потери здоровья и утрате желания к «похождениям». В жизни чего только не случается. Жизнь ничему не учит.

История первая

История эта произошла с моей знакомой, скажем Ириной, дамой весьма эксцентричной, любительницей острых ощущений. У Иры была прекрасная семья, любящий муж, который неплохо зарабатывал и обеспечивал ее с сыном всем необходимым для обычного среднестатистического счастья.

Ира всегда любила прихвастнуть среди менее удачливых подруг тем, сколько у нее квартир, какая у них марка машины и где они отдыхали этим летом. Казалось бы, чего тебе еще надо? Ан, нет! Чем больше имеешь, тем больше хочется. Ну, или просто перестаешь ценить то, что имеешь. Любовных приключений ей подавай! Остроты! Опасности!

Возможности тешить свое самолюбие еще каким-нибудь способом, например количеством любовников. И она пыталась восполнить и утолить свои желания путем измены своему Игорьку. Первые эпизоды блуда начались в санаториях, куда любящий и заботливый Игорь отправлял ее и сына поправить здоровье, так как сын был маленьким и часто болел.

Дальше – больше, уже не так тщательно заботясь о конспирации. И ведь предоставляла же ей судьба повод задуматься! Как-то она после приезда из очередного курорта, где «поправляла здоровье» сына, звонила мне и, жалуясь на неважное самочувствие, интересовалась симптомами одной пикантной болезни, которую на тот момент уже начала подозревать ее богатая фантазия.

Надо сказать, тогда переживала она очень сильно. Казалось бы — остановись! Но женская измена, как и женский алкоголизм практически неизлечим. На тот момент — обошлось, ее опасения не подтвердились, анализы пришли чистые и Ирина, как птица Феникс, воспарила из пепла остатков собственной совести и здравого смысла и пустилась «во все тяжкие» уже по месту жительства.

Наказание за измену не заставило себя ждать — Игорь застукал ее с любовником прямо у них дома. И выгнал. Даже шмотки не дал собрать. Их потом Ира всеми правдами и неправдами выдуривала у свекрови. Квартиры, которые были записаны на их общего сына и которыми Ира так хвасталась, Игорь переписал на свою маму. Раздел имущества состоялся по всем законам суровой реальности нашей страны: Игорю – все, Ирине с сыном, кроме жалких алиментов, ничего.

И осталась непутевая бедняжка у разбитого корыта. Одна с сыном, без работы, в старом родительском доме в селе. Любовники, по которым Ира так лихо фестивалила на удивление быстро от нее отвернулись. Ирина пристрастилась к бутылке и стала спиваться. И процесс идет по — нарастающей. Понятно, что пока нет никаких перспектив для того, чтобы она хоть как-то выплыла из этого омута.

Вот тебе и наказание за измену во всей красе и за собственную дурость. Или, как обычно, сработал один из духовных законов: не блуди! Ничем хорошим это все равно для тебя же не обернется. Всегда можно что-то исправить. Даже, если человек оступился и поддался порыву сиюминутной страсти, расценивать такой поступок можно через призму его дальнейшего поведения и раскаяния.

Если сиюминутная слабость повлекла за собой шквал переживаний, самоукора и самобичевания, то более-менее вменяемый грешник вряд ли захочет повторения пережитых отвратительных эмоций. Такое тоже случается.

История вторая

У моей подруги Сашки, была хорошая семья, муж, ребенок. И человек она по всем параметрам очень даже неплохой. Умная, отзывчивая, добрая. Ради ближнего последнюю рубаху снимет и отдаст. Всегда поможет, чем сможет. Каким «макаром» ее угораздило изменить своему мужу и попасться «на горячем»? Тут сыграли свою паршивую роль юбилейные встречи с одноклассниками, ностальгия, бывшая первая любовь и алкоголь. И «теплое» участие школьных подруг в судьбе Сашкиной семьи.

Отрапортавали ее мужу по полной программе. Чего только не случается в жизни. Затем развод, раздел имущества, чуть ребенка не отобрали бывший муж с его родственниками. Жестокое наказание за измену. В общем, если хочешь узнать человека – разведись с ним. Для Сашки это была серьезная трагедия.

Конечно, она понимала, что ее муж страшно обижен и виновата в этом только она сама. Женщина долго пыталась с ним наладить отношения, помириться. Искала встречи, просила прощения. Безрезультатно. Пришлось Александре учиться начинать жить заново, но с учетом жизненного опыта и совершенных ей же самой ошибок. Сашка растила ребенка одна, и очень долго не могла наладить свою личную жизнь. А естественно ей очень хотелось, чтобы семейное счастье снова ей улыбнулось.

Потихоньку пришла к православной вере, у нее изменились жизненные ориентиры и мировоззрение. Она стала более рассудительная и спокойная. Полностью раскаявшись, совесть практически перестала ее постоянно укорять в содеянном и изводить мучительными воспоминаниями.

Время лечит и Тот, кто по жизни распределяет и выдает каждому из нас порции радости и грусти пожалел Сашку и оценил ее раскаяние, послав на ее пути новую любовь. Сейчас у нее все хорошо, новая семья, любящий муж и общие дети. История закончилась хорошо. Сашка смогла свою провинность как-то пристойно обнулить и Слава Богу!

Супружеская неверность во все времена и среди всех народов считалась тяжким грехом. И наказание за измену было соответствующее. Ее не приветствовал никто: ни люди ни высшие силы. И как бы кто из нас не зарекался от подобной ситуации, лучше меньше осуждать, а больше рассуждать. Ведь чем больше критикуешь и судишь человека за грех, тем больше вероятности, что сам в такое же попадешь.

Нужно помнить, пока мы живы, большую часть ошибок можно исправить, а что уже не поправимо, то приложить максимум усилий, для искупления греха. Чтобы наша совесть не мучила и не отравляла нам жизнь в дальнейшем, поскольку муки совести — самое тяжкое наказание за измену.

И те самые духовные законы мирозданья, которые на нашей планете действуют четче всех остальных законов вместе взятых не пугали нас неотвратимым наказанием, а освещали нам путь и радовали нас надеждой на спокойную и по возможности счастливую жизнь.

"На фото — бывший советский дипломат, приговоренный на родине к смертной казни за государственную измену, отдыхает с сыном, дочерью и внуком. В 1978 году Шевченко, тогда заместитель Генерального секретаря ООН по политическим вопросам и делам Совета Безопасности, взял самые необходимые вещи и ушел из своей нью-йоркской квартиры, пока жена спала. Первый перебежчик — советский дипломат, он был чиновником самого высокого ранга из числа перешедших на Запад в годы Холодной войны.

Уроженец украинской Горловки, Шевченко с красным дипломом окончил МГИМО, защитил диссертацию, и главное — познакомился в стенах вуза с сыном видного дипломата Громыко. Молодой друг семьи был вхож в дом, а его жена, Леонгина Шевченко дарила любившей подношения и влиявшей на мужа жене Громыко-старшего презенты, в том числе и бриллиантовую брошь. Карьера дипломата Шевченко пошла в гору: с1956 года он работал в Отделе Международных Организаций МИД СССР, к 1970-му году вырос до должности личного советника министра иностранных дел Громыко, в 1973 был назначен на должность заместителя Генерального Секретаря ООН по политическим вопросам и делам Совета Безопасности ООН в ранге Чрезвычайного и Полномочного Посла СССР.
Спустя два года после назначения в ООН Шевченко стал сливать советские тайны американцам. Контрразведка подозревала его, но прямых доказательств не было. По воспоминаниям сослуживцев, Шевченко злоупотреблял спиртным и имел многочисленные связи с подчиненными и проститутками, но на все замечания отвечал: "Мне ничего не грозит, пока Громыко у власти". Однако когда в 1978 году Аркадия Шевченко вызвали в Москву, он решил остаться в Штатах.
Жену изменника под руки довели до самолета. Через месяц она покончила с собой: исчезла из дома, а спустя три дня сын нашел ее тело в шкафу. Вдовец тем временем жил припеваючи, имел два дома в США и один на островах. В девяностых женился на русской эмигрантке на двадцать лет младше себя. Та его быстренько обанкротила, и скончался Аркадий Шевченко от цирроза печени в одиночестве в полупустой съемной квартире."

Из воспоминаний сына сбежавшего посла Геннадия ШЕВЧЕНКО .

В книге «Разрыв с Москвой» (1985), переведенной на многие языки, отец пишет, что, приобщившись к номенклатуре в 1973 году, он возненавидел режим, который действовал в интересах узкой партийной элиты. «Стремиться к новым благам становилось скучно. Надеяться, что, поднявшись еще выше, я смогу сделать что-нибудь полезное, было бессмысленным. А перспектива жить внутренним диссидентом, внешне сохраняя все признаки послушного бюрократа, была ужасна. В будущем меня ожидали борьба с прочими членами элиты за большой кусок пирога, постоянная слежка КГБ и беспрестанная партийная возня. Приблизившись к вершине успеха и влияния, я обнаружил там пустыню».

Бриллиантовая брошь
Отец был весьма честолюбивым человеком и переживал, что своим назначением в ООН был обязан жене, подарившей, как он говорил, за этот пост супруге Громыко брошь с 56 бриллиантами. Не раз он повторял мне: «Но ведь посланником я стал сам!» В те времена недостаточно было быть талантливым человеком (отец закончил МГИМО с красным дипломом) для достижения высшего дипломатического ранга и поездки в хорошую страну, нужно было иметь высоких покровителей или делать подарки. Заместитель начальника службы безопасности МИДа полковник КГБ И.К. Перетрухин вспоминает, что (по свидетельству очевидцев) Лидия Дмитриевна Громыко «многие десятилетия оказывала серьезное влияние на расстановку дипломатических кадров в министерстве своего мужа. К тому же она была большой любительницей принимать различного рода подношения, особенно при поездках за границу». Не гнушались принимать дорогие подарки и высокие международные чиновники. Отец, например, подарил старинный серебряный самовар (его купила бабушка в комиссионном магазине в Москве) генеральному секретарю ООН Курту Вальдхайму.
В мемуарной литературе модна версия: ЦРУ или ФБР поймали отца с помощью проститутки. Эту же версию выдвигают и бывшие сотрудники КГБ. Но она не имеет под собой никаких оснований. Отец пошел на такой шаг обдуманно и самостоятельно, отказавшись от работы в Международном отделе ЦК КПСС и от поста главы делегации СССР в Комитете по разоружению в ранге посла (Женева).
В США ему пришлось - с 1975 по 1978 годы - работать на ЦРУ. Однако, издав книгу и получив миллион долларов, он стал самостоятельной фигурой, профессором американского университета, читал лекции американским бизнесменам - за каждую получал до 20 тысяч долларов США, - и за ним специально прилетал самолет. Он писал статьи для Британской энциклопедии, многих газет и журналов. Ему присылали на рецензии книги многих видных дипломатов. Кстати, и мемуары бывшего посла в США А.Ф. Добрынина.
В своей книге отец подробно рассказал о своем сотрудничестве с ЦРУ и дал нелицеприятные характеристики почти всем высшим руководителям советского государства, видным дипломатам и сотрудникам КГБ. Он регулярно информировал ЦРУ о разногласиях между Брежневым и Косыгиным по поводу отношений СССР и США, сообщал, какие указания получал посол Добрынин, какую позицию займет Советский Союз на переговорах по ограничению стратегических вооружений и на какие уступки он может пойти, предоставлял подробную информацию о степени готовности СССР участвовать в событиях, связанных с боевыми действиями в Анголе, совершенно секретные сведения о советской экономике и даже доклады о быстро сокращающихся запасах нефти на месторождениях в Волжско-Уральском районе. Высокопоставленный сотрудник ЦРУ Олдрич Эймс, завербованный в 1985 году советской разведкой и разоблаченный в 1994-м, признал, что Шевченко имел невероятный доступ к информации. ЦРУ только задавало вопросы. Отец выдал США всех агентов КГБ за рубежом, каких знал. Начальник службы безопасности МИД СССР, полковник КГБ М.И. Курышев говорил мне: «Ваш отец нанес СССР больший ущерб, чем полковник ГРУ Пеньковский, работавший на ЦРУ и английскую разведку». И добавил, что, несмотря на постоянную охрану, состоящую из четырех агентов ФБР, они легко могли убрать Шевченко, если бы только Политбюро ЦК КПСС позволило. Однако шпионов, выданных отцом, американцы просто высылали из страны. А тех, кого выдавал Эймс, в СССР расстреливали, как, например, генерал-лейтенанта ГРУ Полякова, работавшего на ЦРУ с 1961 по 1986 годы.

А был ли помощник?!
После побега отца советское руководство было в шоке. Рассматривался даже вопрос о разрыве дипломатических отношений с США. Однако до этого у КГБ СССР не было прямых доказательств сотрудничества отца с ЦРУ. Подозрения резидента КГБ в Нью-Йорке Ю.И. Дроздова не принимали во внимание.Уже в 1975-1976 годах, пишет он, «мы чувствовали, что в составе советской колонии в Нью-Йорке есть предатель... Круг осведомленных сузился до нескольких человек. Среди них был и Шевченко (Дроздов не называет других фамилий, но подозревали еще двух высокопоставленных дипломатов - постоянного представителя СССР при ООН О.А. Трояновского и посла СССР в США Добрынина. - Г.Ш.). Кто-то из друзей Шевченко в нашей службе даже официально потребовал от нас прекратить за ним наблюдение... Я не выполнил это требование Центра... Каждый раз, когда поступали данные о Шевченко, в том числе и из американских кругов, мы направляли их в Центр. В управлении внешней контрразведки, в подразделении О.Д. Калугина, их принимали весьма неохотно». Как известно, в 2002 году бывший генерал КГБ Калугин был заочно осужден за измену родине, правда, к высшей мере в России уже не приговаривали.
Когда министра Громыко спросили, кого он подозревает в измене, он ответил: «Шевченко вне всяких подозрений». Перед тем как отозвать отца в Москву в апреле 1978-го, Громыко даже «пробил» у Брежнева специальную должность - заместитель министра по вопросам разоружения. А позже, как пишет посол О.А. Гриневский, отвечая на вопрос Андропова, Громыко не смог вспомнить, был ли у него помощник по имени Шевченко. И когда заместитель начальника Второго главного управления КГБ СССР (контрразведка) положил на стол своего шефа семейные фотографии, изъятые при обыске на квартире у Шевченко - он вместе с женой поедает шашлыки на даче у Громыко, - Андропов только пробормотал: «Ах, Андрей Андреевич!» Но ведь и в самом деле Шевченко не был помощником Громыко, он был его доверенным советником, в том числе по связям с КГБ. Через него на стол министра попадали особо важные документы из этого ведомства. Такими советниками всегда становились близкие люди Громыко. Например, А.М. Александров-Агентов, ставший затем помощником четырех генеральных секретарей ЦК КПСС, В.М. Фалин - посол в ФРГ, потом секретарь ЦК КПСС, заведующий международным отделом ЦК КПСС и последний распорядитель фонда партии.
Дроздов вспоминает, как председатель КГБ Андропов сказал ему летом 1978 года: «В деле с Шевченко ты был прав, я прочитал все материалы. Это наша вина. Наказывать тебя за него никто не будет, но и Громыко... тоже снимать не будем».
Интересно, что в 1976 году, когда отец уже год работал на ЦРУ, моя мама водила жену Громыко по магазинам Нью-Йорка и покупала ей на деньги отца дорогие подарки. Как отмечает контрразведчик Перетрухин, моя мама чаще через других пересылала дорогие вещи жене министра для перепродажи в Москве по основательно завышенным ценам. Возможно, что покупалось это на деньги ЦРУ!
Весной 1978 года я, атташе отдела международных организаций МИД СССР, находился во временной загранкомандировке как эксперт делегации СССР в Комитете по разоружению. 9 апреля меня вдруг оформили дипкурьером - мол, необходимо срочно доставить в Москву секретный пакет. В сопровождении третьего секретаря представительства В.Б. Резуна я прилетел в Москву, и мне сразу же сообщили, что мой отец остался в США.
О Резуне я вспомнил через несколько месяцев, когда услышал сообщение западных радиостанций о том, что майор ГРУ Резун, сбежавший из Женевы в Англию, заявил: «Сын заместителя генерального секретаря ООН Аркадия Шевченко, оставшегося в США, Геннадий является моим лучшим другом». Меня вызвали в службу безопасности МИДа, показали несколько фотографий. Резуна я узнал с трудом, ведь наше знакомство было кратковременным - несколько часов полета. А потом - столько бурных и страшных событий: потеря отца, фактическое увольнение из МИДа, смерть мамы, конфискация имущества и т.д. Неудивительно, что о встрече с каким-то Резуном я даже не вспоминал.
Но если бы КГБ уже тогда подозревал Резуна в шпионаже, едва ли его направили бы сопровождать сына Шевченко. Это был очередной прокол наших спецслужб. Сейчас Резун (Суворов), кажется, не упоминает о нашей встрече в 1978 году ни в одной из своих книг. А тогда, после своего побега из Женевы, сенсационное «дело» А.Н. Шевченко придавало «вес» никому не известному майору ГРУ.

«Так пахнет нафталин»
6 мая 1978 года мне позвонила поздно вечером сестра Анна, которая жила с бабушкой в квартире родителей на Фрунзенской набережной. Сказала, что мама пропала, оставив записку следующего содержания: «Дорогой Анютик! Я не смогла поступить иначе. Врачи тебе все объяснят. Жаль, что бабушка не позволила мне умереть дома». Утром сразу позвонил в службу безопасности МИДа М.И. Курышеву и рассказал ему о случившемся. КГБ тут же организовал поиски. На всякий случай были проверены все аэропорты. Я с сотрудниками КГБ поехал на нашу дачу в поселке Валентиновка. Ключей не было, пришлось взламывать мощные дубовые двери. Но все поиски были безрезультатными.
8 мая сестра опять позвонила мне, сказав, что в квартире какой-то странный запах. Она была одна дома, так как мама еще 5 мая попросила бабушку погостить у родственников в Химках. Приехав, я сразу вызвал милицию из районного отделения. Участковый никакого странного запаха не почувствовал, сказал: «Так пахнет нафталин». После его ухода я решил сам обследовать квартиру и довольно быстро обнаружил, что запах идет из большого стенного шкафа. Мы снова вызвали милицию. Приехавший капитан, открыв двери шкафа, снова сказал, что никакого запаха, кроме нафталина, он не чувствует. Тогда я сам стал раздвигать шубы, дубленки. Шкаф был очень глубокий, и одежды висело много... И вдруг в углу я наткнулся на холодную руку мамы и выскочил из шкафа как ошпаренный. Дальнейшее происходило как в тумане. Приехали работники прокуратуры, врачи, а затем представители КГБ.
Я стал заниматься организацией похорон. Позвонил Курышеву, сказал, что из политических соображений похоронить маму следовало бы на Новодевичьем кладбище. Он связался с Громыко, но министр ответил, что в данном случае без постановления ЦК КПСС не может решить вопрос о захоронении на таком кладбище. Громыко поручил начальнику управления делами МИДа организовать похороны на Новокунцевском кладбище (филиал Новодевичьего). Проводили маму в последний путь родственники, представители МИДа и КГБ. Звучал гимн Советского Союза...
Через несколько дней после похорон мамы в нашу квартиру пришли следователи КГБ (около десяти человек) во главе с начальником группы следователей следственного отдела КГБ СССР майором О.А. Добровольским. Они были поражены: не квартира, а музей! Наша большая четырехкомнатная квартира была заставлена уникальной старинной мебелью и дорогими предметами антиквариата.
Бабушка тут же запротестовала: «Это все мое! Я купила все это в Австрии и Румынии в сорок восьмом и сорок девятом». Я промолчал, но точно знал, что весь антиквариат приобретен на деньги отца, когда его назначили на пост заместителя генерального секретаря ООН, причем основные ценности были куплены в 1975-1977 годах, когда он уже сотрудничал с ЦРУ.
Изделия с бриллиантами, рубинами, изумрудами, сапфирами и из золота (в описи имущества они указывались как камни белого, красного, зеленого и синего цветов, золото - металл желтого цвета) были оценены смехотворно низко, по крайней мере в 2-3 раза дешевле их реальной стоимости.
В стенном шкафу за деревянными панелями нашли 12 икон рублевской школы с золотыми и серебряными окладами и старинный алтарь из металла желтого цвета с эмалью (так значилось в описи имущества). Майор Добровольский спросил меня, сколько приблизительно может стоить одна такая икона. Я ответил: «От 500 до 2000 рублей, а возможно, и гораздо больше. Точно может определить только специалист». Однако в описи все иконы и алтарь были оценены скопом ровно в 500 рублей. Я очень удивился, и Добровольский несколько смущенно ответил: «Мы перепишем позднее данный пункт».
А я позднее узнал, что следователи МВД и КГБ специально оценивали конфискованные вещи очень низко, для того чтобы их начальство могло скупить все по дешевке. К слову, Андропов, как известно, интересовался современной живописью, а вот Щелоков собирал старинные вещи, в том числе и иконы.
Носильные вещи (в основном новые), дорогие шубы (чернобурки и норковые), дубленки, горжетки из чернобурки и песца, отрезы на пальто и платья, сотни метров тюля были оставлены в квартире, и меня назначили ответственным за их хранение. Потом все было изъято районным судебным исполнителем, КГБ такое не интересовало.
Правда, Добровольский спросил: «А где толстая золотая цепь, которая на этой фотографии вашей матери?» «Ее надо искать в квартире Громыко или Кузнецова», - ответил я.
Во время обыска, который проходил три дня, Добровольский несколько раз звонил начальству и консультировался, в каком объеме нужно производить конфискацию. В целом, по стоимости была конфискована половина вещей, находящихся в квартире отца, на сумму около 250 тысяч рублей.
А осенью 1978-го Курышев сообщил мне, что мой отец приговорен Верховным судом РСФСР к высшей мере наказания (заочно) с полной конфискацией лично принадлежащего ему имущества.

«Искать надо жопу»
Во время длительного вынужденного отпуска я решил попробовать добиться разрешения остаться на любимой работе. Попросил бабушку позвонить Лидии Дмитриевне Громыко, которая часто бывала в гостях у родителей, и спросить, можно ли мне остаться на работе в невыездном отделе министерства или хотя бы временно поработать в отделе международных организаций, чтобы успеть сдать кандидатский минимум в МГИМО МИД СССР. Громыко разрешил мне временно остаться в отделе. Кстати, сразу же после звонка бабушки у министра сменили номер телефона.
Через некоторое время меня вызвал к себе Курышев. Его отношение ко мне явно изменилось. До указания Громыко полковник КГБ говорил, что не позволит даже министру оставить меня на работе в МИДе, а теперь предложил временно продолжать трудиться в моем же отделе и одновременно подумать, где бы я хотел работать. МИД и МГИМО исключались. В качестве вариантов предлагались Совет Экономической Взаимопомощи (СЭВ) и международный отдел профсоюзов. Мне не хотелось больше быть чиновником. Поэтому я сказал, что подумаю.
В отделе международных организаций МИД СССР в это время работал второй секретарь, который два раза в год ездил в Женеву на переговоры по ограничению стратегических вооружений. У него были большие неприятности - его родная сестра вышла замуж за итальянца, и он не сообщил об этом в КГБ. В результате его уволили из МИДа, и, когда он узнал что я, сын изменника родины, еще работаю в отделе, его удивлению не было границ. Вообще реакция моих коллег была неоднозначной.
Со мной не побоялся поздороваться за руку посол по особым поручениям Л.И. Менделевич - один из самых светлых умов министерства. А другие сотрудники нашего отдела, завидев меня в коридоре, перебегали в параллельный коридор. Я понимал, это не их вина. Это система. Как-то я встретил в МИДе и своего бывшего начальника в Женеве, посла В.И. Лихачева. Он со мной поздоровался, однако был весьма удивлен, пожалуй, даже шокирован. Видимо, думал, что я буду очень далеко от МИДа работать.
Конечно же, меня уже не допустили к секретным и совершенно секретным документам, занимался я в основном подготовкой различных справок и других документов для руководства. И не терял надежды остаться на работе в МИДе. С этой целью я попытался пробиться на прием к Громыко, кабинет которого находился на седьмом этаже, тремя этажами ниже нашего отдела. В большой приемной сидел старший помощник министра, посол В.Г. Макаров. Когда я вошел, он сделал вид, что не узнает меня, пробурчал: «Что вам угодно?» «Я хотел бы попросить вас, Василий Георгиевич, чтобы вы передали Андрею Андреевичу мою просьбу принять меня». - «Да кто вы такой, чтобы вас принимал министр?! Он принимает только ответственных работников! Идите отсюда». «Ну что ж, - подумал я, - найду другой способ передать просьбу министру».
Тогда наш отдел курировал первый заместитель министра, член ЦК КПСС Г.М. Корниенко. Я попросил Георгия Марковича передать мою просьбу министру оставить меня на работе в МИДе без права выезжать за рубеж. Через неделю он сообщил, что министр предложил мне пока устраиваться в Институт государства и права, а там посмотрим.
Я попросил Корниенко помочь мне устроиться в Институт США и Канады к академику Г.А. Арбатову или в Институт мировой экономики и международных отношений к Н.Н. Иноземцеву. Арбатов отказал, сославшись на то, что в его институте бывает слишком много иностранцев. Иноземцев отказал без объяснений.
У меня не осталось никакого выбора, как работать в институте права. Однако процесс моего оформления затянулся, так как директор института, член-корреспондент АН СССР, поставил условием моего приема на работу смену фамилии и высокое поручительство. Как грубо выразился Курышев: «Надо искать жопу». Я его сразу не понял, и он пояснил: «Я имею в виду поручителя, который будет отвечать за вас, если вы поведете себя не так, как надо». Тогда мне никто не сказал, кто же за меня поручился. Только через много лет, в начале 90-х, я узнал, что это был посол, доктор юридических наук, профессор О.Н. Хлестов. Тогда он был членом Коллегии МИД СССР, заведующим договорно-правовым отделом.

Дела семейные
Как мне рассказывали, с того момента, как мой отец остался в США, обо всем, что происходило в нашей семье, докладывали лично председателю КГБ Андропову. Видимо, поэтому у меня не было проблем с восстановлением прописки в квартире отца, защитой диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук, получением доступа к материалам «для служебного пользования», необходимым для научной работы, с поиском рецензентов моих научных монографий и т.д. В андроповские времена детей предателей не наказывали, а наоборот, если они вели себя патриотически, поощряли. Хотя, я думаю, лишь в том случае, если они входили в круг элиты.
Конечно, помощь со стороны КГБ, скорее, объяснялась высокими связями отца, да еще тем, что, оставшись в США, он шантажировал руководство СССР, мол, выдаст все, если тронут его детей. Ему не разрешили помогать детям материально, однако гарантировали, что они не пострадают в результате его поступка.
Хотя я сменил фамилию и отчество, все в институте знали, кто я такой. Несмотря на то что Курышев сказал мне: «Когда будете заполнять анкету в отделе кадров, укажите в ней любых родителей, придумайте. Мы наврем для вашего же блага».
Юристы КГБ СССР долго ломали голову, как можно разменять нашу квартиру, но так ничего и не придумали. Ведь формально паевой взнос принадлежал отцу, дополнительной мерой наказания которого была полная конфискация лично принадлежащего ему имущества. Следовательно, проживать в его квартире мы имели право (в Конституции СССР было закреплено право на жилище), а вот разменять ее не могли.
Тогда я обратился в Верховный суд СССР. Верховный судья по гражданским и жилищным делам П.Я. Трубников сказал, что у нас есть один выход: конфискация пая и его выплата по новой. Было принято соответствующее решение. Мы выплатили около 11 тысяч рублей и получили возможность искать варианты размена.
В начале 1989 года из КГБ мне сообщили, что в МИД поступила дарственная от отца в пользу моей сестры на дачу в поселке Валентиновка. Правда, отец указывал, что и я имею право проживать там. Однако я знал, что это не имело юридического значения и я в любой момент могу лишиться дачи, которую нам оставили, потому что я предложил следственным органам конфисковать деньги на одной из сберкнижек вместо дачи. Необходимо было написать официальное письмо на имя начальника консульского управления МИД СССР, в котором указать, что я возражаю против официального заверения этой дарственной министерством. Через некоторое время я получил отказ. Было ясно, что подобное решение не могло быть принято без санкции Шеварднадзе и оно было продиктовано политическими соображениями, которыми всегда руководствовался министр. Я снова обратился в КГБ, и мне ответили: «Мы не в силах что-либо сделать. Кто мы по сравнению с тем, кто принял решение?»

Подставная жена?
В апреле 1985 года был завербован КГБ за огромные деньги (ему было передано наличными в общей сложности порядка 2,5 миллиона долларов США) начальник отдела ЦРУ по советским делам Эймс. Если и не он первым завербовал Шевченко, то некоторое время был его куратором. Интересно, что отец получил от ЦРУ примерно такую же сумму, как и Эймс от КГБ, и имел пожизненную пенсию только от ЦРУ в 5000 долларов США в месяц. Не была ли вербовка Эймса своеобразной местью КГБ за побег Шевченко?
В феврале 1992 года, как только моей сестре Анне разрешили выехать в США, отец женился на советской гражданке, которая была моложе его на 23 года. Она оказалась в 1991 году в Вашингтоне с
14-летней дочерью от первого брака и с 20 долларами в кармане. Отец был русским человеком, он не понимал, что в России не только тургеневские девушки, что бывают и акулы, мечтающие о богатых вдовцах... Она прожила с отцом четыре года и сумела, вольно или невольно, его разорить.
До отъезда в США жена отца работала с В.Аксючицем, впоследствии депутатом Государственной думы России. Во время нашей встречи в Москве в начале 1996 года она не скрывала своего знакомства с чекистами. Тогда же, в 1996-м, я разговаривал с одним сотрудником Службы внешней разведки России (нелегал). Он был уверен, что эту женщину, картографа по специальности, дочь подполковника МВД, КГБ подставил моему отцу, зная его слабость в отношении женского пола.
До этого брака Шевченко имел в США к 1991 году три дома. Самый большой, подаренный ЦРУ, стоил миллион долларов США и был заставлен дорогой антикварной мебелью. Артем Боровик, сотрудник которого взял у отца интервью в этом доме, как-то сказал, в шутку или всерьез, что по сравнению с домом Шевченко дача Горбачева в Форосе выглядит как сарай. Отец владел также четырехкомнатной квартирой на Канарских островах. Все это стоило более двух миллионов долларов. Последний дом отец заложил в 1995 году, взяв кредит свыше 300 тысяч долларов США - на обучение падчерицы в престижном университете.
А 28 февраля 1998 года на 68 году жизни отец умер от цирроза печени в небольшой съемной однокомнатной полупустой квартире, где стояли лишь его кровать да стеллажи с любимыми книгами о дипломатии и шпионаже. Последние недели жизни он проводил в американском суде - его бывшая жена (развелись они в 96-м) пыталась отсудить половину его большой пенсии почти в семь тысяч долларов в месяц.
После смерти А.Н. Шевченко оказалось, что у него был долг около 600 тысяч долларов США. Эту информацию в Инюрколлегии подтвердили. В интервью «Комсомольской правде» от 3 марта 1999 года моя сестра подтвердила, что отец взял у нее 250 тысяч долларов и не сумел вернуть (сестра продала в 1994 году дачу в Валентиновке и трехкомнатную квартиру на Фрунзенской набережной).
Пишут, что место захоронения отца держится в секрете. Мне этот «секрет» известен - его похоронили в Вашингтоне, на территории церковного прихода отца Виктора Потапова, который сосватал отцу картографа Наташу, получив за это новый автомобиль марки «форд» и солидные пожертвования. Кроме того, во время православных праздников отец устраивал благотворительные обеды и сам готовил украинский борщ.

Геннадий Аркадьевич Шевченко - кандидат юридических наук, имеет дипломатический ранг атташе, был членом делегации СССР в Комитете по разоружению в 1977-1978 годах (Женева), автор свыше 70 научных работ по вопросам международного права и разоружения. В 1979-1997 годах - научный сотрудник Института государства и права Академии наук СССР и России.

Эта история произошла много лет назад, в день моей свадьбы. Полным ходом идут последние приготовления - парикмахер делает мне прическу, родственники и подружки вокруг бегают. Уже скоро приедет жених на «выкуп». И вдруг звонок в дверь. Открываем. Это Антонина Петровна, соседка снизу, с заявлением, что мы ее затапливаем.

На самом деле у нас было все нормально с водопроводом, но вода стекала к ней по общей трубе с верхнего этажа. Пригласили ее пройти посмотреть, что у нас вода не течет нигде, и открыли эту трубу, сняв панель в коридоре - показали, что проблема в другом месте, идти надо этажом выше. Сходили с ней вместе на верхний этаж, но жильцов заливавшей квартиры дома не оказалось. Вызвать их мы никак не могли, но Антонина Петровна почему-то продолжила обвинять нас, кричала и не уходила. Сообщение, что у нас сегодня важное событие, и тот факт, что мы, в общем-то, не виноваты в этой беде, а сами пострадали, почему-то никак ее не смягчили и не успокоили.

У меня закипали слезы в глазах, грозясь вылиться ручьями и смыть свадебный макияж, хотелось плакать от несправедливости . Праздник - самый большой праздник в жизни каждой девушки - потерял свою радость и казался безвозвратно испорченным. И я, хоть и не участвовала в этих переговорах и походах на верхний этаж, чувствовала себя оклеветанной и пострадавшей и крепко обиделась на соседку. Правда, тогда я еще этого не осознавала.

Свадьба прошла хорошо. Жених приехал вовремя, мы все успели. Конечно, свадебная кутерьма скрыла неприятные эмоции, и обидная ситуация как-то забылась. Жить мы стали в этой же квартире (с той самой соседкой снизу).

Возмездие за несправедливое обвинение к ней действительно пришло. Мы стали регулярно ее заливать! То я плохо закреплю сливной шланг от стиральной машинки в ванне, и он выбьется и все содержимое машинки окажется на полу. То я, включив воду на кухне, так неудачно поставлю посуду в раковине, что вода переливается через край. Но самое невероятное то, что я дважды случайно опрокидываю ведро воды прямо в коридоре! Такого верха неуклюжести не случалось со мной ни разу в жизни ни до, ни после. Что угодно случалось, результат один - мы ее опять залили. Раз в месяц - обязательно.

Она приходит, ругается, мы как-то объясняемся, извиняемся. Муж предлагает деньги на ремонт, а она вместо денег требует почему-то уважения. То есть сам факт залива для нее является актом проявления неуважения к ее персоне. Ей не важна материальная составляющая конфликта, не важно, что испорчены обои в коридоре. Она требует от нас, чтобы мы начали ее уважать и перестали заливать. А я все-таки помнила ту ситуацию с несправедливым ее обвинением в наш адрес и точно понимала, что никакого уважения я к ней - такой несправедливой женщине - испытывать не могу.

Прощение

Я решила, что надо простить. Это оказалось не так-то просто, нельзя щелкнуть пальцами и простить. От решения простить обидчика до самого прощения мне пришлось сделать определенный путь. Я уговаривала себя, что она не имела тогда в виду обидеть меня, а расстроилась сама, я применяла разные мультишаговые техники прощения, ходила на семинары по прощению, очень старалась выполнить все эти рекомендации. И, наконец, у меня это получилось. В один прекрасный момент я почувствовала, что эта обида меня больше не гнетет, и какое же это освобождение, облегчение, будто камень с души свалился!

Что удивительно, с того момента мы прекратили заливать соседку с нижнего этажа.

И уверена, дело не в том, что мы стали лучше соблюдать меры предосторожности с водой.

«Я прав или я не прав?»

Разное отношение людей к обиде очень точно объясняет системно-векторная психология Юрия Бурлана. Она выделяет восемь психотипов, называя их векторами. Каждый вектор является врожденным и придает человеку особенные, только ему присущие свойства, способности, желания, систему ценностей и жизненные приоритеты. Все эти свойства, ценности и желания в течение жизни формируются и развиваются, но только в направлении, заданном вектором. Новых свойств не появляется. При этом у человека может быть от одного до всех восьми векторов сразу.

Состояние обиды, настоящей обиды как она есть, испытывают не все люди, а только обладатели одного из векторов. Это замечательные люди, отличные профессионалы своего дела, заботливые матери и отцы, верные мужья и жены. Их ценностями являются уважение других, справедливость и равенство. Их жизненные приоритеты - дом и семья. Для девушек с этим вектором очень важно выйти замуж, для мужчин - жениться. В их доме всегда должен быть порядок и уют, все должно быть чисто и аккуратно. В отношениях с другими людьми они хотят, чтобы все было поровну.

В системно-векторной психологии Юрия Бурлана такие люди называются обладателями анального вектора. Они обладают самой лучшей памятью, помнят хорошо мельчайшие детали своего прошлого. Такая феноменальная память дана им для выполнения их особой, родной роли в обществе - для накопления опыта прошлого и передачи его новым поколениям. Самая лучшая профессия для них - это профессия учителя, самое любимое увлечение - это история.

Для нас очень важно, чтобы обидчик извинился, признал свою вину - тогда это компенсирует нашу обиду, мы можем простить его и вернуть себе душевное равновесие. А если не получаем извинения, то обида растет, и мы будем вымещать ее подсознательно или сознательно на обидчике, на членах его семьи, на вещах или животных, принадлежащих ему. Мы будем мстить - чтобы отдать ровно столько плохого человеку, сколько он причинил нам.

Все люди разные

И еще, обидчивость у человека усиливается, когда он теряет свою социальную реализацию. Его феноменальная память не находит уже применения в профессии, и поэтому используется только для накопления воспоминаний.

Кроме того, Антонина Петровна оказалась учительницей на пенсии. Ей не хватало уважения учеников и коллег, которое было у нее раньше, и она искала вокруг подтверждения тому, что остается уважаемым человеком. Именно поэтому при конфликтах во время потопа она говорила об уважении.

Как жить, не обижаясь?

В АПРЕЛЕ исполнилось 25 лет с тех пор, как заместитель Генерального секретаря ООН по политическим вопросам и делам Совета Безопасности, Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР Аркадий Шевченко исчез из своей квартиры в Нью-Йорке. Впервые в послевоенной истории СССР советский дипломат такого ранга стал невозвращенцем.

О том, что предшествовало побегу и как это отразилось на семье, вспоминает сын сбежавшего посла Геннадий ШЕВЧЕНКО.

В СВОЕЙ книге "Разрыв с Москвой" (1985 г.), переведенной почти на все языки мира, отец писал, что, приобщившись к номенклатуре в 1973 г., он возненавидел режим, который действовал не в интересах народа, а лишь узкой группы партийной элиты. "Стремиться к новым благам становилось скучно. Надеяться, что, поднявшись еще выше, я смогу сделать что-нибудь полезное, было бессмысленным. А перспектива жить внутренним диссидентом, внешне сохраняя все признаки послушного бюрократа, была ужасна. В будущем меня ожидала борьба с прочими членами элиты за большой кусок пирога, постоянная слежка КГБ и беспрестанная партийная возня. Приблизившись к вершине успеха и влияния, я обнаружил там пустыню".

Но эти слова были написаны много лет спустя после побега, а незадолго до своего назначения послом в ООН отец подарил мне в 1972 г. в день двадцатилетия полное собрание сочинений В. И. Ленина с надписью: "Сыну Геннадию. Живи и учись по-ленински".

Цена назначения

ОТЕЦ был весьма честолюбивым человеком и переживал, что своим назначением в ООН он был обязан своей жене Леонгине, которая за это подарила супруге А. А. Громыко брошь с 56 бриллиантами. Отец мне не один раз говорил: "Но ведь посланником-то я стал сам!" В те времена недостаточно было быть талантливым человеком (отец закончил МГИМО с красным дипломом). Для достижения высшего дипломатического ранга и поездки в хорошую страну, нужно было также иметь высоких покровителей или делать подарки.

Заместитель начальника службы безопасности МИДа, полковник КГБ И. К. Перетрухин вспоминает, что Лидия Дмитриевна Громыко "по свидетельству очевидцев, многие десятилетия оказывала серьезное влияние на расстановку дипломатических кадров в министерстве своего мужа. К тому же она была большой любительницей принимать различного рода подношения, особенно при поездках за границу". Но и высокие международные чиновники не гнушались принимать дорогие подарки. Например, отец подарил старинный серебряный самовар Генеральному секретарю ООН К. Вальдхайму, который, уйдя с этого поста, стал федеральным президентом Австрии (1986-1992 гг.).

Те, кто в своих мемуарах вспоминает о моем отце, обычно пишут, что ЦРУ или ФБР завербовало отца с помощью проститутки. Эту же версию выдвигают и бывшие сотрудники КГБ. Но она не имеет под собой никаких оснований. Отец пошел на такой шаг обдуманно и самостоятельно, отказавшись от работы в международном отделе ЦК КПСС и от поста главы делегации СССР в Комитете по разоружению в Женеве.

В США отец добился высокого положения сам. За это ему пришлось с 1975 по 1978 г. работать на ЦРУ. После побега он издал книгу, получив за нее миллион долларов. После этого он стал самостоятельной фигурой, был профессором Американского университета в Вашингтоне, читал лекции американским бизнесменам, за каждую из которых получал до 20 тыс. долл., и за ним специально прилетал самолет.

Какие секреты выдал отец?

В СВОЕЙ книге отец, имевший доступ к документам особой важности (ему даже запрещали читать публичные лекции в Москве), подробно рассказал о своем сотрудничестве с ЦРУ и дал подробные характеристики почти всем высшим руководителям советского государства, видным дипломатам и сотрудникам КГБ. Он регулярно информировал ЦРУ о проявляющихся в Кремле разногласиях между Л. И. Брежневым и А. Н. Косыгиным по поводу отношений СССР и США, сообщал, какова была позиция СССР на переговорах по ограничению стратегических вооружений и о том, до каких пределов Советский Союз может уступить США на этих переговорах, передавал совершенно секретные сведения о советской экономике и даже доклады о быстро сокращающихся запасах нефти на месторождениях в Волжско-Уральском районе.

Высокопоставленный сотрудник ЦРУ О. Эймс, завербованный в 1985 г. советской разведкой и разоблаченный в 1994 г., признал, что Шевченко имел невероятный доступ к секретнейшей советской информации. ЦРУ только задавало вопросы. Отец выдал США всех агентов КГБ за рубежом, каких он знал. Начальник службы безопасности МИД СССР полковник КГБ М. И. Курышев сказал мне: "Ваш отец нанес СССР больший ущерб, чем полковник ГРУ О. Пеньковский, работавший на ЦРУ и английскую разведку". Однако шпионов, выданных отцом, просто высылали из страны. А тех, кого выдавал Эймс, в СССР расстреливали. Например, генерал-лейтенанта ГРУ Д. Полякова, работавшего на ЦРУ с 1961 по 1988 г., и др.

Конечно, в КГБ ощущали, что откуда-то "сверху" идет мощная утечка информации. "Уже в 1975-1976 гг., - пишет резидент КГБ в Нью-Йорке Ю. И. Дроздов, - мы чувствовали, что в составе советской колонии в Нью-Йорке есть предатель... Круг осведомленных сузился до нескольких человек. Среди них был и Шевченко". Дроздов не называет других фамилий, но подозревали трех высокопоставленных дипломатов - постоянного представителя СССР при ООН О. А. Трояновского, посла СССР в США А. Ф. Добрынина и заместителя Генерального секретаря ООН А. Н. Шевченко. Но его подозрения не были приняты во внимание. Дроздов пишет: "Кто-то из друзей Шевченко в нашей службе даже официально потребовал от нас прекратить за ним наблюдение... Я не выполнил это требование Центра... Каждый раз, когда поступали данные о Шевченко, в том числе и из американских кругов, мы хладнокровно и методично направляли их в Центр. В Управлении внешней контрразведки, в подразделении О. Д. Калугина, их принимали весьма неохотно". Не принимал их и прямой начальник отца Андрей Громыко. Когда его спросили, кого он прежде всего подозревает в измене, Громыко ответил: "Шевченко вне всяких подозрений".

Более того, перед вызовом отца в Москву в апреле 1978 г. Громыко "пробил" для него у Л. И. Брежнева специальную должность - заместитель министра по вопросам разоружения. Эту информацию, полученную мною из кругов, близких к Громыко, подтвердил и Курышев. После побега отца данная должность была ликвидирована. В дальнейшем, как пишет посол О. А. Гриневский, Громыко не смог вспомнить, был ли у него помощник по фамилии Шевченко, в ответ на вопрос Андропова. Тогда заместитель начальника Второго главного управления КГБ СССР (контрразведка) положил на стол своего шефа семейные фотографии, изъятые при обыске на квартире у Шевченко, на которых он вместе с женой поедает шашлыки на даче у Громыко. Андропов только пробормотал: "Ах, Андрей Андреевич!"

Действительно, как далее отмечает Гриневский, Шевченко был не помощником Громыко, а его доверенным советником, в том числе по связям с КГБ. Через него на стол министра попадали особо важные документы из этого ведомства. Такими советниками всегда были близкие люди Громыко, сделавшие потом блестящую карьеру. Например, А. М. Александров-Агентов, ставший помощником четырех генеральных секретарей ЦК КПСС, В. М. Фалин - посол в ФРГ, а потом заведующий международным отделом ЦК КПСС, секретарь ЦК КПСС и последний распорядитель фонда партии. Сейчас он живет в ФРГ.

Дроздов вспоминает, что доверительно сообщил ему председатель КГБ летом 1978 г.: "Ю. В. Андропов сказал: "В деле с Шевченко ты был прав, я прочитал все материалы. Это наша вина. Наказывать тебя за него никто не будет, но... и Громыко тоже снимать не будем". Дальнейшего повышения по службе генерал-майор КГБ также не получил. То, что он был прав, еще не значит, что Андропов был им полностью доволен. Дроздов далее фактически сам признает свой промах, отмечая, что А. А. Громыко спросил его, почему генерал Дроздов, которого он знал многие годы, не сообщил ему о Шевченко лично, а только заместителям министра и О. А. Трояновскому.

Интересно, что в 1976 г., когда отец уже год работал на ЦРУ, моя мама водила жену Громыко по магазинам Нью-Йорка и на деньги отца покупала ей дорогие подарки. Как отмечает контрразведчик полковник И. К. Перетрухин, дорогие вещи моя мама "чаще пересылала через других жене министра для последующей перепродажи в Москве по основательно завышенным ценам".

Дипкурьер поневоле

ВЕСНОЙ 1978 г. я, атташе отдела международных организаций МИД СССР, находился во временной загранкомандировке. 9 апреля меня неожиданно оформили в качестве дипкурьера, сказав, что необходимо срочно отвезти секретный пакет в Москву. В сопровождении третьего секретаря представительства В. Б. Резуна я прилетел в Москву, где мне сразу же сообщили, что мой отец остался в США.

О Резуне я вспомнил через несколько месяцев, когда по западным радиостанциям сообщили, что майор ГРУ Резун, сбежавший из Женевы в Англию, заявил следующее: "Сын заместителя Генерального секретаря ООН Аркадия Шевченко является моим лучшим другом". Позднее меня вызывали в службу безопасности МИД, где показали несколько фотографий. Среди них я еле-еле узнал Резуна, ибо я был знаком с ним всего несколько часов. После этого кратковременного знакомства прошло столько бурных и страшных событий: потеря отца, увольнение из МИД, смерть мамы, конфискация имущества и т. д. Поэтому о встрече с каким-то Резуном я даже не вспоминал. Любопытно, что генерал КГБ В. Г. Павлов в своей книге "Сезам, откройся!" пишет, что, когда меня "под конвоем" на глазах Резуна срочно отправили домой - это событие так напугало "спелого спецназовца", что он категорически отказался от продолжения сотрудничества с британской разведкой.

Если бы КГБ подозревал Резуна в шпионаже, то никогда бы не послал его в качестве сопровождающего сына Шевченко. Это был очередной прокол наших спецслужб.

Самоубийство мамы

ПОЗДНО вечером 6 мая 1978 г. мне позвонила сестра Анна, которая проживала с бабушкой в квартире родителей на Фрунзенской набережной. Она взволнованно сказала, что мама пропала и оставила записку следующего содержания: "Дорогой Анютик! Я не смогла поступить иначе. Врачи тебе все объяснят. Жаль, что бабушка не позволила мне умереть дома".

На следующее же утро я позвонил начальнику службы безопасности МИДа М. И. Курышеву и рассказал ему о случившемся. КГБ сразу же организовал всеобщие поиски. На всякий случай были проверены все аэропорты. Я с сотрудниками КГБ поехал на нашу дачу в поселке Валентиновка. У нас не было ключей, и пришлось взламывать мощные дубовые двери. Однако все поиски были безрезультатными.

8 мая моя сестра опять позвонила мне, сказав, что в квартире какой-то странный запах. Она была одна дома, так как мама еще 5 мая попросила бабушку погостить у родственников в Химках. Приехав к сестре, я сразу вызвал милицию из районного отделения. Мы обследовали квартиру и довольно быстро обнаружили, что запах идет из большого стенного шкафа, в котором висело много одежды. Стал сам раздвигать многочисленные шубы и дубленки. Пошарив рукой в углу большого шкафа, он был глубиной около 2 метров, наткнулся на холодную руку моей мамы и сразу же оттуда выскочил как ошпаренный. Дальнейшее происходило как в тумане. Приехали работники прокуратуры, врачи, а затем представители КГБ.

Я стал заниматься организацией похорон. Позвонил в МИД Курышеву и высказал мнение, что из политических соображений похоронить маму следовало бы на Новодевичьем кладбище. Полковник КГБ связался с Громыко по этому поводу, но министр сказал, что один, без постановления ЦК КПСС, он не может решить вопрос о захоронении на таком кладбище. Громыко поручил начальнику Управления делами МИДа организовать похороны на Новокунцевском кладбище (это филиал Новодевичьего). На похоронах мамы присутствовали родственники, представители МИДа и КГБ. Был исполнен Гимн Советского Союза. Маму похоронили рядом с известным актером В. Дворжецким, умершим в 39 лет, исполнителем роли генерала Хлудова, боровшегося против советской власти во время гражданской войны, в фильме "Бег".

Конец жизни

В ФЕВРАЛЕ 1992 г. отец женился на советской гражданке, которая была его моложе на 23 года, оказавшейся в Вашингтоне с 20 долларами в кармане в середине 1991 г. с 14-летней дочерью от первого брака. Она прожила с отцом 4 года и за это время сумела, сознательно или нет, полностью его разорить.

До этого брака А. Н. Шевченко имел в США в 1991 г. три больших дома. Самый большой, подаренный отцу ЦРУ, стоил 1 млн. долл. и был заставлен дорогой антикварной мебелью. Артем Боровик как-то сказал в шутку, что по сравнению в домом Шевченко дача М. С. Горбачева в Форосе выглядит как сарай. Отец владел также четырехкомнатной квартирой на Канарских островах. Все это стоило более 2 млн. долл. США. Последний дом отец заложил в 1995 г. в банке, взяв кредит свыше 300 тыс. долл. на обучение падчерицы в престижном университете.

28 февраля 1998 г. на 68-м году жизни мой отец умер от цирроза печени в небольшой съемной однокомнатной полупустой квартире, где были лишь его кровать и стеллажи с любимыми книгами о дипломатии и шпионаже. Его здоровье сильно подорвал развод в 1996 г. с молодой женой, которую он очень любил и отдал ей и ее дочери от первого брака большую часть того, что имел.

Бывший резидент КГБ в Нью-Йорке Ю. Дроздов пишет, что место захоронения отца держится в секрете. Мне этот "секрет" известен - его похоронили в Вашингтоне, без согласия дочери, на территории церковного прихода отца Виктора Потапова.

Полковник КГБ свидетельствует

ПРОКОММЕНТИРОВАТЬ воспоминания Геннадия Шевченко редакция "АиФ" попросила бывшего заместителя службы безопасности МИД полковника КГБ в отставке Игоря ПЕРЕТРУХИНА:

В НЬЮ-ЙОРКЕ, где произошла вся эта история, с нами было проведено 11 специальных мероприятий, которые должны были свести к минимуму ущерб, нанесенный побегом Аркадия Шевченко, в том числе и своей собственной семье.

А размеры этого ущерба действительно трудно преувеличить. Шевченко имел доступ к совершенно секретным сведениям, касавшимся тончайших деталей переговоров с США по самым разным вопросам. Когда Громыко приезжал в Нью-Йорк на сессию Генассамблеи ООН, он рассказывал другу Аркадию о расстановке сил в политбюро, о состоянии здоровья его членов, о новых назначениях и многом-многом другом, что даже перечислить невозможно. Шевченко имел информацию о сотрудниках КГБ и ГРУ, работавших под дипломатической "крышей", поэтому после его побега многие наши мероприятия были направлены на обеспечение их безопасности. Мы также приняли меры к тому, чтобы срочно доставить в Москву его жену из Нью-Йорка и сына Геннадия из Швейцарии. До самого трапа самолета "Аэрофлота" Леонгину Шевченко сопровождали посол СССР в США Анатолий Добрынин и постоянный представитель СССР в ООН Олег Трояновский, и каждый из них держал ее под руку.

Для самого Геннадия все происшедшее было страшным ударом: предательство и побег отца, которого он боготворил, самоубийство матери, крах дипломатической карьеры, только-только начавшейся, развод с женой.

Через некоторое время я получил указание от начальника Второго главка КГБ генерала Григоренко устроить Геннадия Шевченко под чужой фамилией в Институт государства и права.

Что касается отца, то на самом деле он был совсем не таким, каким его рисовало воображение сына.

Пользуясь своим высоким положением в советской колонии в Нью-Йорке, Аркадий Шевченко имел бесконечные одноразовые связи со стенографистками, машинистками, как с "местными", так и с теми, которые периодически приезжали на сессии Генассамблеи ООН. Сильно злоупотреблял спиртным. Когда друзья говорили ему, что он слишком много себе позволяет, он в ответ только смеялся: "Мне бояться нечего. Пока Андрей (Громыко) на месте, со мной ничего не случится".

Американцы обратили внимание на разгульный характер Шевченко и аккуратно подставили ему очень красивую женщину, агента ЦРУ. Дальнейшее, как говорится, было делом техники. Резидентура КГБ в Нью-Йорке довольно быстро ощутила утечку информации, причем с очень высокого уровня. И в Центр посыпались телеграммы. Одна из них сослужила плохую службу.

История подготовки Аркадия Шевченко к бегству началась с командировки одного высокопоставленного сотрудника МИДа СССР в Нью-Йорк. Это был друг Шевченко. Назовем его условно N. Накануне отъезда на столе у одного из заместителей министра иностранных дел он увидел телеграмму, из которой следовало, что у Аркадия Шевченко какие-то неприятности по линии КГБ. По приезде в Нью-Йорк этот человек, по нашей версии, при первой же возможности рассказал о телеграмме Шевченко.

Это сообщение повергло предателя в состояние "шока и трепета". Еще свежими были воспоминания об аресте в МИДа агента ЦРУ Огородника по кличке "Трианон" и его самоубийстве в процессе ареста. Шевченко понимал, что его может ждать та же участь. Ночью он пришел на конспиративную квартиру ЦРУ и закатил истерику. Ему объясняли, что он находится под постоянной негласной охраной ФБР, что КГБ в Нью-Йорке не так всесильно, как в Москве, но тут Шевченко неожиданно проявил твердость. Он вернулся в свою квартиру, сложил какие-то вещи в дорожную сумку и вышел. Жена его в то время уже спала.

Шевченко судили заочно в Москве. Суд был, естественно, закрытым, и в зале, там, где обычно сидит публика, находился только один человек. Это был наш оперработник. Перед началом заседаний секретарь торжественно объявлял: "Прошу встать, суд идет!" Наш человек торопливо вставал, и ему казалось, что судят именно его...

Суд заочно приговорил Аркадия Шевченко к высшей мере наказания.